Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)
— А чегой-то ты пирожное в штаны засунул?
При этом она проводила у Филиппа рукою между ног и тут же провозглашала:
— Ой! Ошиблась! Он целый рулет с лимончиком заховал!
Филипп мгновенно покрывался красной краской и испариной, пытался отпустить не менее едкую шутку в ответ, но бесстыдные действия Ольги приводили его организм в состояние мгновенного зажима, и он ничего толком не мог ответить. Кондитерши хохотали до изнеможения и работали с удвоенной энергией, а после смены нагружали сумку Филиппа сливочным маслом, мукой и сгущенным молоком.
Вероятно здесь бы, в царстве сладости, и решился бы вскоре вопрос сладострастных наслаждений, о котором они с другом Сашкой так часто задумывались поглядывая, жадными глазами на женщин, но события повернулись еще в одном направлении.
Филипп решил уехать.
Совершенно неожиданно и случайно.
Как-то раз к нему подошел парнишка лет двадцати, представился Олегом и попросил купить в буфете бутылку вина. В магазине в такую рань еще не продавали. Фил помог страждущему, а тот предложил составить ему компанию. Они разговорились за первой бутылкой, а за второй — ветер странствий призывно зашумел в голове у Филиппа.
Олег шастал по стране, работая в различного рода шабашках: то коровники строил, то дороги. Деньгами он сорил направо и налево, угощал всех подряд и производил впечатление невероятно свободного и счастливого человека.
Филипп снял с себя форменный синий халат и уже через час стоял в помещении некоего строительного управления, где кроме него и Олега собралось еще человек пять разнокалиберных мужиков. Здоровенный прораб в резиновых сапогах мельком глянул на собравшихся, и еще небрежнее на паспорта, и дал короткую информацию:
— Машина завтра, в шесть утра. Кто хочет, может добираться до Шполы на автобусе. Работаете с понедельника. Паспорта верну после расчета. Аванса не будет. Пропьете.
Последняя часть речи огорчила присутствующих, но возразить угрюмому прорабу никто не рискнул.
Дома же состоялся очередной скандал, который только укрепил уверенность Фили в правильности принятого решения. Отец удержался от монолога Тараса Бульбы и следовавших за текстом действий исключительно под давлением трех женских голосов. Бабушка причитала, жена бурчала, маленькая дочка плакала — отец безнадежно махнул рукой и коротко напутствовал блудного сына:
— Катись!
Утро выдалось дождливым. Рассвет прятался за тучами и Филипп в полной темноте шарил по комнате, собирая в рюкзак последние мелочи. В доме стояла полная тишина, и каждое его неловкое движение вызывало чудовищный шум. Наконец, он собрал в рюкзак все прибамбасы путешественника: перочинный нож, фонарик, зажигалку. Туда же он засунул и кулек с провизией на дорогу, который бабушка приготовила еще с вечера, затем выпил стакан чая, подхватил под мышку боевую семиструнку и шагнул за порог.
Радовало то, что удалось уйти без утренних нотаций, хотя где-то в глубине души точила мыслишка:
— Вот так. И никто даже не проснулся.
Обернув гитару в большую целофановую простыню, он переступил через лужу у крыльца парадного подъезда и автоматически поднял глаза на окна квартиры на втором этаже.
Седые распущенные волосы бабушкиной прически белели за окном кухни, в соседнем окне угадывался торс отца в светло-голубой майке и женская фигура в ночной рубашке.
Филипп вздрогнул и быстро отвел глаза от окон. Что-то екнуло в межреберном пространстве его грудной клетки, но он поспешно отогнал от себя расслабляющие сердце сантименты и решительно зашагал по вечно загаженной грязью и глиной Бакинской улице.
Олег к отъезду машины опоздал, и прораб оставил Филю дожидаться приятеля, наказав добираться автобусом или поездом. Минут сорок Филипп сидел в пустынном помещении управления, и ему все меньше хотелось продолжения запланированного странствия. Но Олег, как назло, все же приполз. Его лицо выдавало количество выпитого накануне, но его не беспокоили такие мелочи, и ребята двинулись в сторону автовокзала.
Ехали часа четыре, а то и пять. Олег вырубился сразу и лишь изредка открывал глаза и причмокивал пересохшими губами. Филиппу же, как ни странно, спать не хотелось. Пришел день, вышло солнце, вокруг все зазеленело, засинело и зажелтело. Чехословацкий автобус-сигара рычал грозным басом, обдавая сизыми клубами дыма и копоти слегка умытые ночным дождем городки и деревни. На раскидистых яблонях уже прочитывались россыпи белого налива, зеленая стена еще не поспевших кукурузных полей разрывалась лесными посадками и сияющими на ярком солнце блюдами озер и ставков. Входившие по пути пассажиры вносили в салон автобуса совершенно забытые в городе запахи жирного чернозема, свежего хлеба, громоздящегося горами в плетеных корзинах, и еще чего-то кирзового, фуфайного и махорчатого. Русская речь перемежалась с украинской, а потом и вовсе затерялась в сочных «га» и «що». Тетки в цветных платках шумно обсуждали базар, а мужики отворачивались от болтливых баб и поглядывали себе молча в окна на знакомые заборы родичей и кумовей.
В Золотоноше бойцы трудового фронта пересели из мягкого междугороднего в местный «Пазик» и затарахтели по дамбе искусственного водохранилища на другой берег Днепра, в Шполу.
Прораб встретил их возле элеватора и сразу же предупредил Олега о «последнем замечании». После чего, решительно переступая через еще не высохшие после дождя пригорки и равнины, прораб отвел их к «Дому колхозника», где разместилась вся бригада.
По сути дела, то, что называлось «Домом колхозника» было образцово выкрашенной и чисто убранной казармой на двадцать коек. Белые занавесочки на окнах и льняная скатерть на столе придавали помещению некоторый колорит гражданского предназначения, но железный бак с питьевой водой и деревянные табуретки в изголовье каждой кровати разрушали эту иллюзию.
На появление новых соседей никто никак не отреагировал. Все были заняты своими делами и оторвались от них лишь для того, чтобы убедиться, что новенькие не сунутся на уже обжитые койки.
Олег шумно и по-свойски здоровался с мужиками, но ответил ему лишь один, крепкий мускулистый коротышка с якорями на плечах:
— Не трави баланду, салага. Завтра в шесть — на вахту.
Филипп с удивлением отметил про себя, что разбитной и говорливый Олег мгновенно заткнулся и стал говорить каким-то приглушенным полушепотом. Они расположились рядом, разложили вещи в тумбочках, при этом Филипп рассмотрел краем глаза весь состав присутствующих.
За столом перекидывались в картишки худой, не старый, чуть сгорбленный мужик и парень с якорями. На койке в углу примостился пожилой дядька в кальсонах и тихо прихлебывал чаек из эмалированной кружечки. Три молодых хлопца наминали яйца с домашней колбасой и распространяли по комнате запах чеснока и хорошо узнаваемый галицкий диалект. На одной из коек устроился с книгой в руках человек, скорее напоминавший директора школы, чем разнорабочего, а в противоположном углу разместились еще двое, как выяснилось в дальнейшем, не пьющие и не ругающиеся матом баптисты.
Основные биографические данные о собратьях по лопате Филиппу немедленно изложил Олег, причем столь убедительно, что можно было подумать, что это его давние друзбя и знакомые.
— Во попали, — сокрушался шепотом приятель, — не с кем будет слова сказать!
Он четко определил баптистов и западенцев, пожилого дядьку и мужчину с книгой определил в «бомжи», моряка заподозрил в тяге к запоям, а его партнера по картам уважительно назвал «бугром».
— Это как понимать? — не понял Филипп.
— Схаваешь зону — поймешь! — снисходительно взглянул на приятеля Олег и многозначительно скривил рот. Он находился в нервозном состоянии и всячески поторапливал Филиппа, который не торопясь раскладывал вещички.
Столь же невозмутимо, сколь при появлении новых постояльцев, население «Дома колхозников» отреагировало и на их отлучку.
Вечерело. Еще не глухая черная тьма, но густая синева поливала белые шиферные крыши добротных домов. Буквально через сто метров от пристанища странников Олег решительно отворил калитку одного из дворов и коротко скомандовал: — Дай два рубля!
Филипп выдал указанную сумму, и Олег постучал в двери дома.
Пожилая тетка в широкой белой блузке несколько мгновений подозрительно всматривалась в лицо незнакомца, но быстро успокоилась, и деловито выхватив деньги из рук Олега, нырнула в маленький сарайчик- пристроечку. Оттуда она уже вернулась в компании с поллитровкой, плотно забитой пробкой из скрученного газетного обрывка. Олег суетливо попрощался и вытолкал Филиппа со двора.
Одинокая лампочка на углу улицы поскрипывала жестяной шляпой о просмоленный столб, и удивленно поглядывала на двух придурков, пытающихся одолеть бутылку самогона «из горла». Филиппу это занятие не понравилось сразу же после первого глотка: самогонка мерзко пахла, горло и желудок обожгло огнем, свело скулы и рот наполнился слюной. Усилием воли Филипп удержал себя от желания избавиться от чужеродной субстанции и уставился на Олега, который вылил в себя полбутылки «огненной воды» и теперь жадно вдыхал свежий вечерний воздух в качестве закуски.
